«купание красного коня». петров-водкин: описание картин. картина «купание красного коня»

История

Одна из знаменитых картин художника К.С. Петрова-Водкина – «Купание красного коня», впервые продемонстрированная на выставке «Мир искусства» в декабре 1912 года, потрясла творческую интеллигенцию того времени. Потрясла необыкновенным попаданием в дух времени, гениальным художественным отображением мыслей и тревог всех прогрессивных людей России. Образ будущего, выходящего из жизненной круговерти в виде кроваво-красного коня, как будто сошедшего с картин апокалипсиса, восхищал и пугал одновременно.

А создавалось это полотно в тиши, вдали от больших городов с их тревогой и суетой. Прообразом центральной фигуры – юноши на красном коне — стал двоюродный брат художника Шура. В письме матери Кузьма Сергеевич с восторгом сообщает: «Попали мы, можно сказать, в рай – так здесь хорошо! Река, лес и хорошие люди. Я так люблю уезжать на лодке по Иловле среди деревьев, среди водяных лилий-такой отдых и тишина одиночества…».

Время, проведенное на хуторе Мишкина Пристань, явилось для Петрова-Водкина одним из самых плодотворных периодов в его творчестве. Здесь он написал «Казачку» (портрет Н. Грековой), автопортрет (сейчас он находится в музее изобразительных искусств Волгограда), картины «Мельница», «Пейзаж на Дону», начал писать главное свое полотно – «Купание красного коня».

Контекст

Задумывалась картина как бытовая. Петров-Водкин вспоминал о лете 1912 года: «В деревне была гнедая лошаденка, старая, разбитая на все ноги, но с хорошей мордой. Я начал писать вообще купание. У меня было три варианта. В процессе работы я предъявлял все больше и больше требований чисто живописного значения, которые уравняли бы форму и содержание и дали бы картине социальную значимость».

Интересно, что примерно за год до этого ученик художника Сергей Калмыков показывал Петрову-Водкину свою работу «Купание красных коней»: в воде плескались желтоватого цвета люди и рыжие лошади. Кузьма Сергеевич ответил: «Написана точно молодым японцем».

Калмыков, кстати, позднее утверждал, что именно его Петров-Водкин изобразил на коне. Сам же художник писал двоюродному брату Александру Трофимову: «Картину пишу: посадил тебя на лошадь…» Скорее всего, справедлива версия о том, что на полотне изображен не конкретный человек, а некий образ-символ.

Князья Борис и Глеб на конях. (Wikimedia Commons)

Впервые полотно было показано на выставке «Мира искусства» в 1912 году. Успех был колоссальный. Современники увидели в нем предчувствие грядущего обновления, очищения. Картина висела над дверью зала. Критик Всеволод Дмитриев назвал ее «высоко поднятым знаменем, вокруг которого можно сплотиться».

Через два года «Купание красного коня» вместе с другими работами Петрова-Водкина отвезли на «Балтийскую выставку» в Швецию. Первая мировая, революция, Гражданская война и Вторая мировая стали причиной того, что полотна все это время находились в Швеции. Только в 1950 году после изнурительных переговоров произведения Петрова-Водкина были возвращены на родину.

Доморощенная мудрость

Осваиваясь в новой реальности, он становится членом Вольной философской ассоциации (сокращенно Вольфил), которая была организована в 1919 году группой писателей, художников и деятелей культуры, именовавших себя «скифами»: А. Белым, А. Мейером, А. Блоком, В. Мейерхольдом, самим Петровым-Вод­киным. Главным инициатором объединения «вольных философов» стали публицист и историк общественной мысли Р. В. Иванов-Разумник, проповедник идеи «вечной духовной Революции, в которой единый путь к чаемому Преображению» (Иванов-Разумник), Александр Мейер, философский и религиозный общественный деятель, утверждавший идею мистериальной жертвенности — иными словами, это были люди разных мировоззренческих взглядов, такая идейная полифония. Русская интеллигенция после сотрясения всех основ привычной жизни пыталась найти новую опору для своего духовного существования. С усилением идеологического нажима новой власти вся эта идейная разноголосица вскоре насильственно заглохнет, но пока эта среда безусловно влияла на внутреннее становление Петрова-Водкина.

Троица. Эскиз для росписи на стекле. 1915

Сложность его внутреннего самоопределения связана не только с необходимостью приспосабливаться к обстоятельствам своего исторического времени. В нем самом существовало некое бунтарское желание как-то по-своему переосмысливать и переиначивать явления и смыслы окружающего мира, казалось бы, давно устоявшиеся, укорененные в многовековой культуре. Он кажется одним из своеобразных лесковских героев-бого­искателей. Как писал его коллега по преподаванию в академии художеств Владимир Конашевич, «он любил вещать и поучать, очень любил философствовать и делал это по “по-расейски”, то есть неумело и бестолково, открывая Америки и сражаясь с ветряными мельницами. Но в торопливом многословии художника всегда нет-нет да и мелькали драгоценные крупицы мудрости, причем мудрости доморощенной, а не взятой напрокат».

Отношение к вере у него было таким же — доморощенно-бунтарским. Он само­уверенно отвергал все, что ему не нравилось — обряды, правила, уставы Церкви. К примеру, своей матери он советовал не слишком усердствовать в соблюдении поста, так как «в нем особой святости нет». После посещения первых христианских катакомб в Риме в письме матери он делится нахлынувшими размышлениями: «Исчезли тайные богослужения под землей, выстроились огромные блестящие золотые храмы с жирными, озверевшими попами, и ничего не осталось в них от прячущихся под землю красот человеческой души… Собираются невежественные попы, спорят, ругаются из-за каких-то перстосложений, одежды, и Христос все дальше, туманнее скрывается от людей, загороженный торгашами, непонятный, печальный, одинокий остается Христос».

Жертвоприношение Авеля. Фреска церкви Василия Златоверхого, Овруч. 1910

Тем не менее, при всем антицерковном пафосе в 1927 году в Ленинграде он крестил долгожданную дочь Елену, приветствуя ее: «Моя новая христианка»!

Его никогда не захватывала эстетика бунта авангардного искусства со всеми его находками и соблазнами. Авангард, стремительно развивавшееся направление культуры в 1910–1920-е годы, отбрасывал корневые устои традиционной живописи. Это радикально новое искусство больше не отражало полноту Божьего мира — собственно, и сам Творец был исключен из художественного мировосприятия авангардистов. Их образы — зачастую обрывки бытия, за которыми стремление отразить радикально изменившийся мир с его новыми скоростями, головокружительным техническим прогрессом, изменившим вековые представления о времени и пространстве. «В наши дни единственная фантастика — это вчерашняя жизнь на прочных китах. Сегодня — Апокалипсис можно издавать в виде ежедневной газеты», — провозгласил в 1923 году русский писатель Евгений Замятин в статье «О синтетизме». Авангардисты чувствовали себя демиургами новой вселенной. Показательны строки из стихотворения поэта Н. Тихонова, продолжавшего в 20-е годы традиции авангарда в поэзии:

Праздничный, веселый, бесноватый,

С марсианской жаждою творить,

Вижу я, что небо не богато,

Но про землю стоит говорить!

Состояние

В честь столетия картины «Купание красного коня» в 2012 году, именно в том месте, где находился хутор Мишкина Пристань, состоялся незабываемый праздник, собравший более 1200 человек не только из России, но и других стран. Гостей праздника радовали своим выступлением творческие коллективы со всей области и выступление народного артиста России и Украины Н.Гнатюка. Ярмарка сувениров и выставка художественных полотен дополнили картину праздника. Неподалёку в загоне паслись кони, и любой желающий мог подойти и не только

сфотографироваться на их фоне, но и полюбоваться прекрасной джигитовкой местных наездников.

Писательская деятельность

Свои биографические повести «Пространство Евклида» и «Хлыновск» художник написал во время болезни с 1928 по 1932 год. В «Самаркандии» он описал свое путешествие по Средней Азии, совершенном в 1921году. Все три повести несколько раз переиздавались и являются самым главным автобиографическим материалом художника.

«Купание красного коня» Петрова-Водкина — картина жизни художника, насыщенной чувствами-красками.В своем рассказе о художнике я поделилась своими впечатлениями о его творчестве и жизни. Очень надеюсь, что материал будет доступен для понимания старшеклассников.

«1919 год. Тревога» (1934)

О времени действия картины говорится уже в самом названии, но зритель сразу же угадывает в этой работе «чемодан с двойным дном». В год написания картины страна жила в той же самой тревоге, страхе за будущее детей и жизнь близких.

Перед нами семья бухгалтера или мелкого клерка. В центре комнаты неподвижно стоит женщина, прислушивающаяся к ночному шуму во дворе дома. Женщина обнимает за плечи дочь, укрывая ее от тревожной темноты.  Уложит ли она сегодня дочь спать? Маленькая девочка стала жертвой страха. Предчувствуя неминуемую беду, она опустила ручки от безвыходности и безысходности.

Отец, отодвинувший шторку и прильнувший лбом к окну, понимает, что над его семейным гнездом нависла угроза. И только крошечный сын сладко спит в своей кроватке.

Со стула свисает смятая газета, в которой отчетливо читается слово «враг». Это слово настигало неожиданно, как удар молнии. Оно проходило красной строкой в каждой газете в 1919 и в 1934 годах.

В ожидании непрошенных гостей время как в семье, так и в стране как бы остановилось. Тревогу вызывала даже тишина. Тревога стала состоянием всей страны.

«Девушки на Волге» (1915)

Работа над картиной была начата в 1914 году в Хвалынске. В основе картины лежат впечатления провинциальной жизни автора. Спускаются с косогора молодые женщины. На голове одной из женщин повязан платок, словно венец на иконе вокруг головы святой. Рядом с женщинами стоит маленькая девочка. Художник изобразил ее уменьшенной взрослой, пренебрегая пропорциями детского тела. По иконописным традициям также изображена Дева Мария на иконах «Введение во храм». Глаза прекрасных героинь отведены в сторону

 Привлекает внимание водкинский колорит, где выделены три основные цвета – красный, синий, желтый. Открытая, яркая цветовая гамма придает работе монументальность и декоративность

Картина напоминает фрески мастеров Раннего Возрождения, увиденные художником во время поездки по Италии.

Тема материнства в творчестве Петрова-Водкина

Одной из главных тем художника является тема материнства. Интерес к ней возник у него вместе с увлечением иконописью, с желания «обхватить» искусством основополагающие понятия человеческого бытия. В работе «Мать» героиня, кормящая грудью ребенка, показана царицей мира. Женщина сидит на высоком холме на фоне бескрайних волжских просторов. Бескрайний пейзаж придает величавость женскому образу, ложится зеленым ковром под ее босыми ногами.

Теме материнства посвящена картина «Утро. Купальщицы» (1917). Это тревожное полотно предваряет по атмосфере «Петроградскую мадонну». Художник изобразил беззащитную мать и дитя, их скудно устроенные тела и теплящуюся в этих хрупких фигурах душу.

Популярное за 7 дней

Богородичный псалом, или Псалом любви. Читающий его обретает чудесную помощь Богородицы, очищает свое сердце
03.12.21 22:05

Какие головные уборы в Церкви допустимы для женщин помимо платка?
06.12.21 10:09

Текст службы Введения с переводом и объяснениями
03.12.21 14:27

6 декабря — день памяти благоверного великого князя Александра Невского
06.12.21 08:45

Что делать, если человек не знает, крещен он или нет?
03.12.21 10:29

Зима в работах Шишкина
07.12.21 12:07

Митр. Антоний (Паканич): Давайте вспомним о посте
06.12.21 14:57

Зимнее настроение от Алексея Саврасова
02.12.21 14:21

Нужно ли снова исповедоваться, если непосредственно перед Причастием вспомнил забытый грех?
08.12.21 14:20

Митрополит Антоний (Паканич) о самом заветном желании христианина
08.12.21 11:51

Детство

Родился будущий живописец на севере Саратовской области, в городке Хвалынске, расположившемся на правом берегу Волги. Семья Петровых-Водкиных «прославилась» своим предком, любителем «беленькой» Петром. Дед Кузьмы во хмелю зарезал кроильным ножом супругу, а спустя несколько часов и сам скончался. С тех пор детей Петра называли то Петровыми, то Водкиными.

Автопортрет Кузьмы Петрова-Водкина

Художнику досталась в «наследство» двойная фамилия, не слишком почетная и напоминающая о семейной трагедии. Отец живописца, Сергей Петрович, получив «прививку» от пагубного пристрастия, был абсолютным трезвенником и лучшим в городе сапожником.

Творческое начало в Кузьме родные отметили в детстве. Мальчик так правдоподобно рассказывал небылицы, что слушатели поневоле верили. Тяга к рисованию тоже проявилась в ранние годы. Первой поклонницей творчества внука оказалась бабушка Арина. Пейзаж, нарисованный Кузьмой масляными красками на куске жести, женщина одобрила и украсила им могилу деда Федора.

Фото Кузьмы Петрова-Водкина

Вторая «картина» Петрова-Водкина тоже украсила кладбищенское надгробие. В этот раз – в благодарность за спасенную жизнь. Кузьма купался в Волге, но заплыл слишком далеко и, выбившись из сил, начал тонуть. Спас мальчика перевозчик Илья Захаров, успевший подплыть на лодке.

Спустя неделю Захаров, спасая очередную жертву волн, утонул сам. Нарисованная на жестяной пластине Волга с маленькой лодкой перевозчика и головами тонущих, посвященная погибшему спасателю, – первое «тематическое» полотно живописца.

Портрет матери Кузьмы Петрова-Водкина

Учился Кузьма Петров-Водкин в 4-классном училище. Там познакомился с иконописцами и попытался повторить увиденное. Первую работу не одобрил священник: уж очень приземленной оказалась Богородица, напоминавшая обуреваемую земными страстями деревенскую бабу.

В 1893 году, окончив училище, Петров-Водкин поехал в Самару, чтобы продолжить образование и получить специальность железнодорожника. Экзамены Кузьма провалил, но не растерялся и поступил в школу живописца Федора Бурова. Через 2 года Федор Емельянович умер, учеников распустили. 15-летний живописец вернулся домой.

Автопортрет Кузьмы Петрова-Водкина

Путь к художественному Олимпу сыну открыла мама, горничная в купеческом доме Казариных. Она показала работы Кузьмы прибывшему по приглашению хозяев архитектору Роберту-Фридриху Мельцеру. Пораженный талантом мальчика, архитектор повез юного живописца в Петербург и помог с поступлением в училище технического рисования Штиглица.

Меценатами и спонсорами одаренного земляка стали купцы Казарины. Они оплачивали квартиру и учебу Кузьмы.

Портреты

Кузьма Сергеевич Петров-Водкин много работал в жанре портрета

Ему, блестящему портретисту, важно было показать в портрете дух времени. Каждый портрет представляет собой «человека в эпохе»

Известно, что человек живет в определенном времени, впитывая в себя приметы времени. Показательным в этом плане является портрет писателя С. Д. Мстиславского, написанный в 1929 году. В портрете отсутствуют дополнительные детали, есть только человек и условный фон. Этим «скудным» средством художнику удалось создать зримый образ своего современника, вынесшего трудности 1905, 1914 и 1917 годов.

В замечательном портрете А. А. Ахматовой исследователей до сих пор занимает загадка: что означает странный фон с человеческой фигурой. Одни утверждают, что за спиной поэтессы изображена ее муза. Другие предполагают, что это фигура Николая Гумилева, расстрелянного в 1921 году.

Чаще всего К. С. Петров-Водкин портретировал родных. Эти портреты достаточно лиричны. На первом месте по степени «задушевности» стоит портрет матери художника Анны Пантелеевны Петровой-Водкиной, созданный в 1909 году.

Сюжет

Почти весь передний план занимает конь. Даже кажется, что он не на картине, а стоит рядом с вами, почти слышно его дыхание. Вода и пейзаж даны в холодных тонах, из-за чего цвет шкуры кажется еще ярче.

Всадник напоминает традиционный для русской иконописи образ Георгия Победоносца — символ победы добра над злом. В литературе неукротимый конь — это еще и образ могучей стихии родной земли, русского духа. В иконописи красный является символом величия жизни.

«Купание красного коня». (Wikimedia Commons)

По всей видимости, Петров-Водкин не до конца осознавал, какой символ выходит из-под его пера. Красный конь и есть сама Россия, ее судьба. Полотно появилось как предчувствие грядущих событий.

Фигуры купальщиков, лишенные и намека на индивидуальность, застыли в ритуальной неподвижности. Это почти Святая Троица.

Художник использует прием сферической перспективы. Он любил его за возможность почувствовать себя причастным к чему-то вселенскому и неохватному. Суть заключалась в том, что, подобно иконописцам, он изображал предметы одновременно сверху и сбоку. Линия горизонта приобретала закругленные очертания, вовлекая в орбиту удаленные планы картины. Подразумевает этот прием и использование трехцветки, классической в иконописи — красный, синий и желтый.

Что-то перепуталось в самой жизни

Прямого идеологического вызова в послереволюционном творчестве Петрова-Водкина нет, напротив, он отдает дань многим конъюнктурным, актуальным «темам дня», изображая и красных комиссаров, и петро­градских работниц. Однако сама визуальная действительность, которую он творит, не слишком вписывается в генеральную линию официального советского искусства. Герои его существуют словно в ином измерении, в другой системе координат, которую принято называть бытийной. В образе его комиссара («Смерть комиссара», 1928) нет ни капельки того «фанфарного» геройского пафоса, с каким обычно изображали в те годы «фанатичных» красных командиров — защитников новой жизни. Здесь присутствует глубочайший и тончайший метафизический момент — миг между жизнью и смертью человека, его взгляд не гаснущий, а скорее преображенный, устремлен куда-то дальше, глубже, «за земные пределы». И смерть эта не бездумна и случайна — комиссар умирает, исполняя долг, и тема жертвенности придает смерти и всей картине особое возвышенное звучание.

Двойственна по внутреннему звучанию и картина «Новоселье». На полотне запечатлены новые хозяева страны — вчерашний рабоче-крестьянский люд переселился в барский дом, в котором еще живут зеркала, ковры, картины — старинные вещи, свидетели былой блестящей петербургской жизни. Но в самой атмосфере этого новоселья чувствуется что-то маскарадное. В скованности поз, в «приглушенности звука», в какой-то театральной постановочности самого действа читается внутренняя неуверенность новых хозяев в своем праве здесь находиться. Здесь совсем нет «певучести», метафоричности, характерной для живописного языка Петрова-Водкина. Скученность, неясность композиции дает ощущение, что что-то перепуталось в самой жизни, и самозванцы, войдя в дом, совсем не ощущают себя настоящими хозяевами.

Новоселье (Рабочий Петроград). 1937

Собственно, подобные «новоселья» в то время происходили порой далеко не так церемонно, как являет нам Петров-Водкин. Из воспоминаний Зинаиды Гиппиус:

«Когда же хлынули «революционные» (тьфу, тьфу!) войска… — они прямо принялись за грабеж и разрушение, ломали, били кладовые, вытаскивали серебро; чего не могли унести — то уничтожали: давили дорогой фарфор, резали ковры, изрезали и проткнули портрет Серова, наконец, добрались до винного погреба… Нет, слишком стыдно писать».

У Петрова-Водкина в барском доме все цело — и ковры, и фарфор, и портрет на месте. Он словно не считает себя причастным ко всему варварскому, что тогда происходило. Но с какими-то совсем иными интонациями — потаенно, без нажима, он отказывает новоявленным властителям в законности их нового статуса. По поводу самих «властителей» — в его личном дневнике, в жалобах на тогдашнее бытовое неустройство нет-нет да и мелькнет порой ироничная ремарка: «Пролетариат был занят кормежкой — где тут мыться, не подохли бы граждане передового политически государства» (запись от 13 марта 1927 года).

Впечатления

Живописное место «Мишкина пристань» готово предложить гостям окунуться в тихие, спокойные воды реки Иловли именно в том месте, где художник «увидел» своего Красного коня.

В селе Гусёвка вы можете приложиться к чудотворной иконе в Ахтырском женском монастыре, основанном больше чем полтора века назад, о котором упоминает художник в своих письмах, попить и умыться водой из святого источника.

Можно посетить памятную плиту в сельском парке, посвященную русского учёному-этнографу П.А. Ровинскому.

А ещё, местные жители покажут вам курган, где найдено захоронение древнего воина-савромата и небольшое озеро, называемое местными жителями не иначе как «Чёртово озеро», где по преданию Степан Разин спрятал свои сокровища.

Почувствовать неповторимый колорит украинской культуры и послушать красивые песни в исполнении местного самодеятельного коллектива вы сможете, посетив музей украинского быта.

«…И правда, лето у нас было чудесное…», писал в последнем письме из Гусёвки своей жене Петров-Водкин 17 сентября 1912 года.

Перестройка российской равнины

В 1920 году он пишет «Петроградскую мадонну» («1918 год в Петрограде»).

В советское время молодая работница на переднем плане картины воспринималась как новая героиня новой коммунистической России, а младенец на руках у матери — символ того самого светлого будущего, за которое и надлежало бороться. Послереволюционный Петроград запечатлен без казенного плакатного героизма. Строгая геометрия домов, они кажутся необитаемыми, темные проемы разбитых окон, огромная пустынная площадь, город показан сверху, отдельные группки людей кажутся случайными, маленькими, обособленными, что усиливает общую атмосферу неуюта, напряжения, тревоги послереволюционной жизни. Контрастное сопоставление крупных цветовых плоскостей от синего до насыщенно бордового, композиционный аспект — пространство, сдавленное домами, подчеркивают эту общую тревожность. Длинные очереди за хлебом, расклеенные листовки на стенах домов — во всем печать времени — голодного 1918 года.

1918 год в Петрограде. 1920

Однако и здесь Петров-Водкин с помощью композиционного решения вводит зрителя в иной метафизический мир. Молодая женщина существует словно в другом пространстве, возвышаясь над городом и бытом. Перекличка этого образа с Мадоннами ранней итальянской живописи и с образом Богородицы в древнерусской иконописи очевидны. От молодой советской работницы художник ведет этот образ глубже, дальше, к вечной теме Материнства и еще дальше, к образу Богородицы. В своем молитвенном предстоянии за людей Она незримо, в другом плане бытия, всегда рядом — и в этой разрухе, в оголенной безбытности города ощущается ее тихое незримое присутствие. Неслучайно прижилось именно второе название картины — «Петроградская мадонна».

Тема материнства — сквозная в творчестве Петрова-Водкина. До революции его образы материнства (картины «Мать» 1913 и 1915 годов) были полны трепетности и нежности, в них читался фольклорный слой, слышался широкий разлив русской песни и отголоски далекого уюта детства, где «веретено мягко скоблит деревянную чашку. Снаружи из-под обрыва доносятся удары о плетень волжской волны. Старуха зевает мягким беззубым ртом… Я укутываюсь в шубенку бабушки на полатях, улыбаюсь от моего внутреннего геройства, идущего от сна и от бабушкиного уюта… Ко мне, засыпающему, доносится с пола прерывистый шепот… и мягкие удары поклонов» (К. Петров-Водкин).

Внутреннее «звучание» «Петроградской мадонны» совсем иное — сдержанней, аскетичней. Причина в том, что Петров-Водкин чувствовал: изменилось время. Как он сам довольно неуклюже выразился: «Вся российская равнина перестраивалась на новый регистр».

«Селедка» (1918)

В картине «Селедка» отражена военная коммунистическая эпоха. Это один из самых выразительнейших памятников петроградской селедке 1918 года. На красной скатерти расположены отдельно друг от друга две картофелины, кусок хлеба и селедка. Художник намеренно разложил свободно предметы натюрморта, чтобы придать им значительность. Перед нами тощая селедка со следами ржавчины, своим видом набившая оскомину, и все же жадно съедаемая. Ржаной хлеб лежит пайкой. Это еще одна примета того времени – хлеб не разрезали на куски, чтобы он не растерялся на крошки. Строгое количество картофеля напоминает о строгой сдержанности в еде в революционные будни.

Селедка была гастрономическим символом того времени. Ее «доставали», «получали», «выдавали», выменивали на калоши, шерстяные вещи, дрова. За 1918-1920 годы селедка вошла в историю как печка-буржуйка, растапливаемая старой мебелью и согревающая лишь часть комнаты, как поэма А. А. Блока «Двенадцать».

В каждом рассказе и повести, написанных о том времени, говорится о селедке. Вот как ярко о ней написал в своем рассказе «Икс» Евгений Иванович Замятин:

«Петроградская мадонна» (1920)

Еще одна картина-эпоха. Перед нами революционный Петроград: пустые улицы, мрачные дома, люди в жалкой изветшавшей одежде, занятые обменом вещей на пищу и просящие подаяние.

Стены зданий заклеены воззваниями, боязливо обходимыми горожанами. За разбитыми стеклами в окнах выступает глубокая темнота.

Из воспоминаний Владислава Ходасевича, жившего в годы военного коммунизма в Петрограде:

Над всей этой неустроенностью стоит женщина с младенцем на руках. Ее лицо ассоциируется с ликом Богоматери. Она прижимает к груди своего ребенка, символизируя собой хранительницу будущего, защитника детей, брошенных под колеса истории вместе с семьями, надеждами и страхами.