Типичные ошибки экзегетов

“Вот и Библия выступает в поддержку…”

В результате нередко получается, что значение библейского текста подвёрстывается под какую-то современную систему взглядов, которую этот текст якобы поддерживает, а то и доказывает. Этим, разумеется, широко пользуются нехристианские и околохристианские религиозные группировки (если не сказать секты), да и вообще кто угодно. Например, Притч 5:15–17 в своём контексте совершенно явно говорит о верности жене, но мне доводилось читать, как эти стихи (Пей воду из твоего водоема и текущую из твоего колодезя) цитировали в качестве доказательства сторонники уринотерапии. Логика здесь понятна: уринотерапия есть несомненное благо, значит, она должна упоминаться в Библии, а раз так, то осталось только найти, где именно. Вот эти стихи вроде бы подходят!

Если цитата не совсем подходит, её в таком случае “подправ­ляют”. Например, Евангельское выражение блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф 5:8) выглядит у одного проповедника восточной религии так: “блаженны очищающие свою совесть, ибо они увидят себя богами”. Кстати, это толкование основано на том, что глагольная форма “узрят”, Фyontai, дана в среднем залоге, следовательно, должна означать “узрят себя”. На самом деле просто будущее время от глагола РrЈw всегда употребляется в этом залоге, и если бы автор хотел сказать “они увидят себя”, он должен был бы выразиться иначе, например, autoЭj Фyontai. Но первична здесь вовсе не грамматическая ошибка, а желание интерпретировать текст в духе пантеизма, прямо скажем, чуждого Библии.

Наверное, нет христианина, который не распознает абсурдность этих построений. Но многие тем не менее сами прибегают к подобной “экзегетике”, особенно в споре, когда подбирают подходящие цитаты в доказательство заранее заданной точки зрения, и уж тем более когда они стараются истолковать эти цитаты именно в нужном свете или заново их перевести, чтобы исключить нежелательное понимание. Часто такое происходит в межконфессиональных спорах, а в последнее время подобный ход нередко совершается ради политкорректности. Например, всё большее распространение получают переводы, в которых слово “иудеи” в Евангелиях переводится как “иудейские духовные вожди” — это делается для того, чтобы в духе борьбы с антисемитизмом исключить толкования, возлагающие на весь еврейский народ ответственность за отвержение и распятие Иисуса. Наиболее радикальные на сегодняшний день примеры связаны с оправданием гомосексуализма, который в Библии недвусмысленно порицается. Все осуждающие его цитаты соответственным образом перетолковываются, а заповедь “не прелюбодействуй” переводится как “не нарушай верность своему партнёру”, чтобы таким образом включить в неё гомосексуальные пары. Дело доходит до того, что геями объявляются, например, друзья Давид и Ионафан (и это ещё не самый шокирующий вариант).

Хороши или плохи уринотерапия, пантеизм или гомосексуализм, допустимы ли они для христиан — вопросы отдельные, и мы сейчас совершенно не будем их касаться. Но беспристрастный экзегетический анализ покажет, что в Библии ни единого слова нельзя найти в их поддержку.

Как нетрудно увидеть, нередко ошибка проистекает из простого желания экзегета любой ценой поддержать и оправдать то, что ему мило, или из естественного стремления взять первое пришедшее в голову решение и объявить его окончательным. Поэтому, действительно, одна из основных необходимых ему черт — готовность постоянно удивляться вечно новому и непредсказуемому Священному Писанию.

Часть примеров заимствована из обзора типичных экзегетических ошибок — Carson D. A. Exegetical Fallacies. Grand Rapids, 1984. Источники, из которых взяты сами ошибки, не называются здесь намеренно: смысл статьи не в том, чтобы оспорить ряд конкретных положений конкретных авторов, а в том, чтобы указать на общие и распространённые ошибки.

Carson D. A. Указ. соч. С. 70–71.

“А на самом деле там происходило вот что…”

С подобным вниманием к особенностям менталитета связана любовь к реконструкциям. В самом деле, чтобы понять точное значение библейского текста, нам просто необходимо бывает чётко представить себе, что именно там происходило и почему оно происходило именно так

К сожалению, далеко не всегда это можно сделать с достаточной степенью достоверности (особенно в том, что касается Ветхого Завета), и здесь исследователю нужна немалая степень трезвости и скромности, чтобы отделить собственные фантазии от достаточно вероятных построений.

Пример такой спорной и ничего не проясняющей реконструкции — вопрос о том, как именно состоялся переход израильтян через море. Было ли это действительно Красное море, воды которого, вопреки законам физики, разошлись и стали стеной? Или это были некие болота в районе нынешнего Суэцкого канала, которые при соответствующих погодных условиях могли превращаться из легко проходимых в гиблые топи? В любом случае библейский текст понимает это событие как чудо, а конкретный механизм чуда вряд ли может быть раскрыт.

Много таких реконструкций выстраивается на лингвистическом материале. Например, в Ветхом Завете встречаются слова и выражения, которые употреблены всего 1–2 раза, и выяснить их точное значение невозможно (при чтении Нового Завета всё же помогают другие тексты, написанные на древнегреческом языке). Один из самых распространённых способов — найти однокоренное слово в других семитских языках, например, угаритском или даже аккадском. Насколько достоверны такие реконструкции, можно представить на следующем примере: если мы попробуем определять значения русских слов по словарям болгарского или польского языка, многие слова мы поймём правильно, но и ошибок будет немало, и мы никогда не можем быть уверены в том, что польское значение совпадёт с русским.

“В оригинале употреблено слово…”

Сколько раз нам доводилось читать или слышать подобную фразу! Она звучит как не подлежащий обжалованию приговор: все переводы неизбежно оказываются приблизительными и обращение к языку оригинала уж совершенно точно должно развеять все сомнения. Но откуда мы узнаём, что означает то или иное слово оригинала? Из словарей или других переводов, то есть из таких же вторичных источников, что и наш перевод.

А самое главное, что слишком многие слова в любом языке имеют разнообразные значения, употребляются порой в переносном смысле и т. д. В результате в словаре можно найти порой довольно оригинальные значения для хорошо, казалось бы, знакомых слов… Есть такое понятие — “перевод по словарю”. Обычно им занимаются не слишком продвинутые студенты: выписывают значение каждого слова из словаря, а затем стараются составить из получившихся слов осмысленное предложение. Иногда так переводят и Библию.

Вот, например, как звучит в Синодальном переводе прекрасно всем известное начало книги Екклезиаста (1:2–4): Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует, — все суета! Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки. А вот как звучат те же стихи в одном из современных русских переводов, опубликованных в интернете: “Поэтому, обманывая клеветников, называем Екклесиастом того, об устремленьях которого как о пустых они пустословили, и что полезнее людям, несчастья претерпевающим, подобный солнцу костёр, который странствующих по шару станет приводить к земле, где стоять будет вечно”. Переводчик воспользовался словарем и фантазией…

Впрочем, это, конечно, крайность. Но не так уж и редко доводится слышать рассуждения о библейских текстах, построенные исключительно (или почти исключительно) на словарных определениях тех или иных слов. Прежде всего это представление о том, что этимология слова полностью определяет его значение (чернила бывают только чёрные, мухоморами морят мух). Порой речь идёт даже не об этимологии в собственном смысле слова, а скорее о созвучии или совпадении корней.

Но дело не только в этимологии. Нередко то или иное слово или выражение в библейских языках понимается как термин со строго определённым значением. Наверное, нет такого человека, который не слышал бы, что в Новом Завете христианская любовь обозначается особым словом: это существительное ўgЈph и однокренной глагол ўgapЈw. Другие виды любви якобы обозначаются другими словами. Однако на самом деле мы видим, что в Ин 3:35 и 5:20 глаголы ўgapЈw и filљw употребляются как точные синонимы, без какого-либо различия. Более того, в греческом тексте 2 Цар 13 глагол ўgapЈw означает страсть Амнона к его сестре Фамари, приведшую к изнасилованию, а в 2 Тим 4:10 он же обозначает любовь к “нынешнему веку”, из-за которой спутник апостола Павла оставил его — вот уж точно ничего христианского в этих чувствах не было!

Нередко подобная терминологизация связана и с анахронизмами: библейским словам присваиваются те значения, которые эти же слова получили в более позднее время. Так, в Новом Завете мы встретим диаконов, пресвитеров и епископов, но, разумеется, эти люди и выглядели несколько иначе, чем выглядят сегодняшние православные диаконы, пресвитеры и епископы, и роль их в общине была не точно такой же, потому что весь строй церковной жизни сильно отличался от современного. Судя по всему, пресвитеры и епископы в те времена мало различались, а возможно, этими словами называли одних и тех же руководителей общин. Во всяком случае мы нигде не найдём в Новом Завете представления о епископе, которому подчиняются все пресвитеры в границах его епархии. Это совершенно не означает, что нужно отменить современную православную иерархию или что она плоха; это лишь означает, что в Новом Завете в современном виде её нет, как нет там и многих других проявлений церковной жизни, которые мы находим сегодня в самых разных деноминациях.

Еще одна разновидность “словарного подхода” — присвоение словам и выражениям оригинала значений, которые они в принципе могут иметь, но в данном контексте явно не имеют. Например, в Исх 32:28 рассказывается о том, как после сотворения золотого тельца левиты с мечами прошлись по всему лагерю, и пало в тот день из народа около трех тысяч человек

Поскольку очень не хочется думать, что левиты убивали своих соплеменников, можно предположить, что речь идёт об их нравственном падении и что левиты на самом деле призывали их к покаянию, но если обратить внимание на ближайший контекст, то такое толкование будет выглядеть совершенно фантастическим. К сожалению, эти люди всё-таки погибли от руки левитов

Пять основных методов экзегезы

Благодаря трудам Отцов и Учителей Церкви
и позднейших экзегетов смысл Св. Писания от эпохи к
эпохе раскрывается все более полно в своей духовной
неисчерпаемости и глубине. Существует пять основных
методов экзегезы, или толкования, Ветхого Завета,
которые не исключают, а дополняют друг друга.
«Иное в Писании, – замечает свт. Иоанн Златоуст, –
должно понимать так, как говорится, а иное в смысле
переносном; иное же в двояком смысле: чувственном и
духовном» (Беседа на Пс 46). Точно также преп. Иоанн Кассиан Римлянин указывал, что толкование Библии
«разделяется на две части, т.е. на историческое
(буквальное) толкование Св. Писания и духовное
(таинственное) разумение.

Метод аллегорического толкования
зародился у иудеев Александрии и был развит известным
религиозным мыслителем Филоном († ок. 40 г. н.э.). Филон
и его предшественники заимствовали этот метод у античных
писателей. Аллегорическая экзегеза была воспринята
христианской школой Александрии – Климентом и Оригеном
(II-III вв.), а затем свт. Григорием Нисским (332-389).
Все они исходили из мысли, что Ветхий Завет содержит
гораздо больше, чем можно обнаружить при его буквальном
понимании. Поэтому экзегеты стремились путем расшифровки
аллегорий изъяснить сокровенный, духовный
смысл Писания. Однако, при всей его плодотворности,
александрийскому методу недоставало надежных критериев
для точного понимания древневосточной символики, которая
использовалась в Ветхом Завете, а это нередко приводило
к произвольным догадкам. Большой заслугой
александрийской школы явилась попытка
изложить учение Библии на богословском языке.

Метод буквального толкования сводился к
тому, чтобы по возможности связно и ясно представить
себе ход библейских событий и прямой смысл
учения, изложенного в Ветхом Завете.  Этот метод был
разработан в III и IV веках сирийскими Отцами Церкви (Антиохийская
и Эдесская школы), из которых наиболее известен прп.
Ефрем Сирин (306-379). Сирийцы были близко знакомы с
обычаями Востока, что позволяло им лучше, чем
эллинистическим авторам, реконструировать картину
библейского мира. Но факт многозначного смысла Писания
зачастую оставался вне поля зрения этих экзегетов.

Методы двух вышеназванных школ сочетали
Отцы Церкви, предлагавшие нравственно-гомилетическое
толкование Ветхого Завета. Оно преследовало прежде всего
цели назидания, проповеди, делая ударение на
нравственном и догматическом аспектах Писания.
Высочайшим образцом такого толкования являются труды
свт. Иоанна Златоуста (380-407).

Типологический, или прообразовательный,
метод толкования. Этот метод строится на том, что Библия
содержит многозначные прообразы (греч. типос – образ,
прообраз) истории спасения, которые могут быть отнесены
не к одному, а к различным ее этапам. Так,
например, в исходе из Египта видели прообраз возвращения
из плена, а позднее – прообраз исхода из рабства греху
(воды моря – символ вод крещения). Этот метод
применяется уже в Евангелии (Ин. 3:14), у ап. Павла (Гал. 4:22-25) и присутствует почти во всей
святоотеческой письменности, начиная от свт. Климента
Римского (ок. 90 г.). С прообразами тесно связаны и  пророчества о Мессии, в явной или прикровенной
форме рассеянные по всему Ветхому Завету. Типологический
метод играет большую роль в понимании духовной
целостности Библии, которая говорит о деяниях единого
Бога в единой истории спасения.

“Автор, безусловно, имеет в виду…”

Нередко подобные реконструкции истории текста призваны прояснить авторскую позицию. Почему, например, евангелист Матфей приводит деталь, которую опускает Лука, или наоборот? Здесь, как и в случаях с реконструкциями, некоторая доля таких рассуждений просто необходима, но трудно бывает вовремя остановиться.

Немало таких рассуждений возникает и при попытках объяснить возникновение и развитие того или иного текста (прежде всего Евангелий), о чём было сказано в предыдущей главе. Безусловно, такие догадки могут быть интересны и полезны, но когда текст единой книги препарируется, из него лишь отдельные элементы берутся в качестве значимых, а остальные объявляются поздними и недостоверными, то главным критерием выбора неизбежно становится произвол исследователя. Например, для школы “демифологизации” по Р. Бультману одним из основных критериев при анализе Евангельских текстов служит ожидание скорого Второго пришествия. Если по тексту выходит, что оно должно состояться буквально сейчас, то текст объявляется изначальным и подлинным. Но если текст предполагает, что Пришествие может состояться нескоро, то, по мнению исследователей, он был добавлен в более позднее время, зачастую именно для того, чтобы объяснить, почему Пришествие задерживается (так называемая “отложенная парусия”).

Нетрудно заметить, что такое различие совершенно субъективно и основано на уверенности исследователя, что он в точности постиг мысли и чувства “исторического Иисуса”. Но такой исследователь может быть не один, и в результате один “исторический Иисус” выходит революционером-анархистом, другой — отрешённым от мира мистиком, третий — пламенным националистом и т. д.

“В Библии точно сказано…”

Казалось бы, что может быть надёжнее, чем прямо и непосредственно следовать тому, что сказано в Библии? Но на самом деле не всегда это возможно сделать так просто, сначала нужно определить степень точности высказывания. Например, книга Исход описывает, как от моровой язвы вымер весь скот Египетский (9:6). Итак, Библия ясно учит: у египтян не осталось совсем никакого скота. Но тут же мы читаем, как на вполне живом их скоте появляется воспаление (9:10), затем скот гибнет ещё и от града (9:25), и, наконец, погибает все первородное от скота (11:5). Стало быть, слова весь скот в Исх 9:6 можно понять только как преувеличение (ср. выражение из нашей повседневной речи: все деньги тратит на выпивку). Разумеется, это относится и ко многим другим случаям метафорической и иной образной речи.

Также нужно проверять, насколько точно сам толкователь приводит аргументы, не расширяет ли он, не сужает ли границ того, что упомянуто в тексте. Так, в Деян 6:1–6 упомянуты семь человек, которые были диаконами. Библейский текст ясно показывает, что они были назначены пещись о столах, то есть заниматься благотворительной деятельностью. Нигде, впрочем, не сказано, что их обязанности этим и ограничивались, но нигде не сказано и обратное. Есть мнение, что поскольку некоторые из этих людей публично проповедовали и крестили обратившихся, то проповедь и крещение тоже входили в круг обязанностей диаконов. Но ведь ни из чего не следует, что проповедовавшие занимались этим именно в качестве диаконов, и у нас даже нет свидетельств, что этим занимались все диаконы. Правомерен будет только один вывод: диаконам не возбранялось проповедовать и крестить.

“В оригинале употреблена конструкция…”

Подобный подход может применяться и к грамматическим формам и конструкциям: они якобы имеют строго определённое значение. Например, в греческом аорист всегда означает однократное действие, а имперфект — продолжительное или повторяющееся. На самом деле можно привести множество примеров, где это не так, и мы знаем это на примере русского языка, где есть довольно близкая аналогия: совершенный и несовершенный вид. Можно сказать я читал эту книгу, и это будет означать однократное законченное действие (хотя употреблён несовершенный вид), а можно сказать я пошёл домой, и это будет означать начало действия с неопределённым концом (хотя вид употреблён совершенный).

То же самое касается среднего и страдательного залога в греческом (аналог русских возвратных глаголов) и глагольных пород в еврейском. Да, разумеется, у глагольных форм есть определённое значение, их употребление не случайно. Но разница между я читал эту книгу и я прочитал эту книгу, между я пошёл домой и я ухожу домой вовсе не в том, как именно человек читает или уходит, а скорее в способе представления информации. Высказывание я прочитал, в отличие от я читал, подчёркивает, что книга была прочитана полностью (вероятно, совсем недавно), и теперь, например, её можно вернуть в библиотеку. А высказывание я пошёл, в отличие от я ухожу, обычно означает, что человек уже стоит в дверях. Но во многих случаях эти высказывания будут совершенно синонимичны.

Мы чувствуем эти тонкости только потому, что сами говорим на русском языке, но многие подобные нюансы в употреблении греческих или еврейских форм и конструкций от нас явно ускользают. Поэтому не стоит торопиться с утверждением, что аорист јmarton в Рим 5:12 (все согрешили) обязательно означает лишь однократное грехопадение праотца Адама и более ничьё, или что metanТhson в Откр 3:19 (покайся) позволяет лишь однократное покаяние на протяжении всей жизни. Может быть, так, а может быть, и нет, но употребление самих этих грамматических форм ещё ничего не доказывает.

Особенно неубедительно выглядят доводы, основанные на употреблении служебных слов (артиклей, древнееврейского показателя прямого объекта ta): разумеется, они употребляются не произвольно, тут есть определённые правила и тенденции, но они могут легко нарушаться, особенно в ветхозаветной поэзии, где частота употребления этих служебных слов вообще заметно ниже, чем в прозе. Да и в прозе артикли употребляются всё же не по таким строгим правилам, как в современных европейских языках, причём это относится в равной мере и к древнееврейскому, и к древнегреческому языкам. Что бы ни означало выражение из Ветхого Завета сыны Божии, трудно обнаружить какую бы то ни было разницу в значении между этим выражением с артиклем (~yhlah ynb, как в Иов 1:6) и без него (~yhla ynb, как в Иов 38:7).