Сергей худиев: «бритва оккама и штирлиц против коронавируса»

Содержание:

Сергей Худиев. Биография, национальность, личная жизнь, чем знаменит, ВКон?
Что же мы знаем о нашем враге?
Детство, юность
“Техническая эмпатия” или добродетель смирения
За что ведется эта война?
Популярное за 7 дней
Что, теоретически, могло бы вас убедить?
«Научна» и «истинна» — это разные категории
Противостойте ему
Не только “научные атеисты” отрицают все, что угрожает их картине мира
Путь к Богу, общественная деятельность, популярность

Сергей Худиев. Биография, национальность, личная жизнь, чем знаменит, ВКон?

Какой психологический механизм тут работает? Это радость высвобождаемого бесстыдства — человек, который сначала осторожно, потом смелее, делает нечто постыдное, что уничтожило бы его в глазах окружающих — и в собственных глазах — переживает чувство освобождения от бремени, возложенного на него родителями и учителями. Бремени быть мужчиной и цивилизованным человеком

Мужчина — это тот, с кем женщине безопасно. Физически, эмоционально, во всех отношениях. От кого она может оказаться в зависимом положении — и не бояться этого. Тот, кто не будет срывать на ней плохое настроение, кто будет кротко переносить ее недостатки.

Это его предназначение — быть источником безопасности. Это значит быть мужчиной. Этой безопасности могут угрожать не только (и, в наше время, не столько) внешние враги, сколько поведение самого мужчины. Лень, нетерпение, агрессия, необоснованно завышенные претензии. Увы, статистически женщины находятся в наибольшей опасности от своих мужей и сожителей. Это только если говорить о физическом насилии. Насилие эмоциональное тоже может быть очень серьезной проблемой. И это проблема, прежде всего, нехватки мужественности в мужчинах.

Вторая проблема, связанная с первой — это проблема бесстыдства. В раннем детстве нам, мальчикам, внушали, что бить девчонок — и вообще заведомо слабейших — стыдно. Это позорно. Это покрывает человека бесчестьем, выводит его из круга людей сколько-нибудь уважаемых. «Никогда не оскорбляй человека, который не может дать тебе в морду» — это я слышал от своего отца, и, думаю, мы все слышали что-то подобное.

Это еще не христианская этика, но это этика мужской чести. Это представление о том, что мужчина должен отличаться от подонка. И это отличие состоит в том, что подонок удерживается от насилия страхом получить по морде, мужчина, напротив, тем, что он по морде не получит, а ударить, не рискуя получить в ответ, есть бесчестье. Это постыдный поступок, который надо будет тщательно скрывать, как тайный порок.

Когда я читаю оправдания мужчин, что женщина может «есть мозг», и вообще доводить до белого каления, я не оспариваю, что может — мы, люди, вообще горазды друг друга доводить. Я просто советую, до достижения эмоциональной зрелости, вообще не иметь дела с женщинами. Человек с выдержкой и эмоциональной зрелостью избалованного десятилетнего ребенка не должен вступать в отношения, предназначенные для взрослых — даже если физически он для них вполне созрел.

Но больше всего меня в этих оправданиях поражает бесстыдство. «Я могу ударить женщину, если она меня достанет» это как «я могу выйти на парад в стрингах и розовых перьях», только намного хуже. Мужчина, наряжающийся в перья, может быть совершенно безопасен — а вот мужчина, открыто говорящий о том, что он может ударить женщину, открыто признает себя подонком, от которого надо держаться подальше — и не понимает, что раз уж он подонок, ему стоит это скрывать.

Когда он считает возможным этого не скрывать, это уже не проблема отдельных индивидуумов, это проблема порчи среды. Сигналы о том, что «разбить женщине лицо – это смешно» или «тащить женщину на веревке — это нормально» разрушают моральную среду. Они подрывают общее согласие в том, что такие вещи постыдны, и тот, кто в них замешан, навлекает на себя презрение окружающих — и кару закона. Люди, которые находят насилие по отношению к женщинам смешным или привлекательным, должны сталкиваться с достаточно резким неодобрением, чтобы понять — этого надо стыдиться, это надо прятать. Потому что окружающие этого не потерпят.

И прежде всего, мужчина не должен терпеть этого в себе. Потому что это уничтожает его как мужчину.

Источник

Что же мы знаем о нашем враге?

Прежде всего, он — лжец. Как говорит Господь, «Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи» (Иоан.8:44) Дьявол — опытный манипулятор. Он знает, как использовать людей — их надежды, страхи, мечты, обиды — против них самих. Он — мастер того, что в наши дни называют «психологической войной». Собственно, его война и носит психологический характер. Чтобы действовать в мире, он нуждается в помощи людей — которых использует в своих интересах и обманывает.

Он похож на мошенников-людей, которые знают как очаровать своих жертв, заручиться их полным доверием, воззвать к их лучшим чувствам и помочь им почувствовать себя буквально на седьмом небе — избранными, особенными, как внушить им ложные надежды и разжечь в них несбыточные ожидания. Принципиальная разница тут, однако, в том, что жертвы мошенников лишаются, чаще всего, денег и имущества, хотя и значительного — например, квартиры; а дьявол приходит, чтобы погубить бессмертную душу.

Дьявол умеет быть чрезвычайно привлекательным и убедительным; в отличие от того дельца из анекдота, который продавал холодильники эскимосам, он продает не просто бесполезные, а смертельно вредные вещи — смерть под видом жизни, ложь под видом правды, ад под видом рая.

Он знает, как довести людей до самой пламенной, самоотверженной веры в самую жалкую ложь. Он знает, как убедить национал-социалиста или большевика, что массовое убийство невинных людей — это замечательное дело, за которые потомки будут ему благодарны. Он знает, как внушить террористу, что взорвав себя вместе со случайными и невинным людьми, он попадет в рай.

Он знает, как заставить людей довериться обманщикам, как если бы они открывали истину, и губителям, как если бы они были спасителями.

Он всегда готов прийти на помощь человеку, который ищет оправдать свой грех и губительную глупость, ободрить и воодушевить тех, кто идет по пути погибели.

Он всегда может изобразить злобу праведным гневом, глупость — мудростью, преступление — подвигом. Он пропагандист столь блестящий, что все земные пропагандисты — жалкие подмастерья. Он умеет предложить каждому свою приманку — кого-то он постарается вовлечь в оккультизм, кого-то укрепить в твердокаменном материализме; кому-то станет внушать идеи национального превосходства, кому-то, напротив, мечту о братстве народов — только вот путь к этому братству он прочертит через реки крови.

Истина одна, устраивает ли она нас или нет; ложь может быть какой угодно — неудивительно, что разные формы лжи могут яростно бороться друг с другом; одна из любимых забав диавола — заставить людей ненавидеть, преследовать и убивать друга ради его выдумок, которыми он соблазнил обе стороны.

Поэтому так опасно бороться со злом — зло, с которым человек борется, может быть вполне реальным, тяжким, возмутительным — но при этом он сам может выступать на стороне другого зла. А дьявол при этом постарается снизить у человека критичность к его действиям — и действиям «своих». Поскольку я борюсь со «злом» я есть добро, а поскольку я есть добро — какие ко мне могут быть претензии?

Очень часто так бывало — и бывает — что люди борются с бесами под визгливый смех этих самых бесов. Потому что они в это время сидят у них на загривке.

Снимает ли эта изощренность дьявола ответственность с человека? Нет. Писание подразумевает, что человек может сказать «нет». Да и цель лукавого — погубить нашу душу, что было бы невозможно без нашего соучастия. Обольщение лукавого — это то, на что человек соглашается сам. Этот момент согласия человек может прятать от самого себя (в чем лукавый, несомненно, ему поможет) — но он есть.

Наступает момент, когда человек решает, что он охотнее будет слушаться дьявола, чем Бога. Или, поскольку дьявол никогда не подает визитной карточки — выбирает в качестве руководящей силы своей жизни кого-то или что-то, что не является Богом. Племя, нацию, теорию, идеологию, деньги, удовольствия.

Иногда вместо Бога человек может выбрать религию — да, дьявол может быть глубоко религиозен, даже ревностно благочестив. (Если вы думаете, что такое бывает только у мусульман, вы плохо знаете историю; современность, впрочем, тоже).

Детство, юность

Обычная советская семья, далекая от христианства – в такой обстановке провел детство Сергей Худиев. В школе, как помнят люди старшего поколения, в то время религия не была в особом почете, даже больше сказать: учителя убеждали детей по принятым канонам, что атеисты – люди знающие, умные, а в Бога верят только глупые и недалекие личности. Но уже тогда у мальчика подсознательно проявлялась тяга в Богу, и он сам это потом признал, рассказывая: «Бабушка ездила за границу, и привезла открытку: зима, церковь, люди заходят в церковь. Я неожиданно ощутил невиданный прилив радости, когда взял в руки открытку, как будто увидел рай».

Еще пример, с его слов: «Услышал в детстве по радио Ласта, «Одинокий пастух». Для других это была просто приятная мелодия, а в моей душе она вызвала ощущение, что существует немыслимо прекрасный рай». Но мальчик пока твердо верил, что в храмы ходят или старушки, которым в жизни уже ничего не надо, или глупцы-неудачники. Еще со слов Сергея Львовича, каким он был до приезда в Москву: «Угрюмый, замкнутый, высокомерный, погруженный только в себя». Таким был Сергей Худиев, когда приехал после школы поступать в МГУ.

“Техническая эмпатия” или добродетель смирения

Сергей Худиев

Людям свойственно ошибаться. Людям свойственно настаивать на своих ошибках. Людям свойственно фильтровать входящую информацию так, чтобы она укладывалась в уже сложившиеся представления о мире. Это не свойство каких-то особенно глупых, или невежественных, или плохих людей — это свойство человеческой психики вообще, в том числе, вашей и моей. Оно проявляет себя, например, у приверженцев различных сторон в военно-политическом конфликте. Все уверены, что сторонники противоположной стороны зомбированы пропагандой и приведены в самое жалкое состояние, верят чудовищной лжи и не замечают очевидного.

В то время как мы сами — люди честные и разумные, и получаем достоверную информацию из надежных источников. Людям обычно не приходит в голову простой вопрос “А почему мы сами не можем быть такими же жертвами пропаганды и слепой племенной лояльности, как и наши оппоненты? Что делает нас иммунными? Если другие люди — того же биологического вида, часто того же языка и культуры, могут быть так уязвимы для пропаганды, то почему не мы?”

Вернее, если этот вопрос и приходит, сознание его отторгает из-за того, что он связан с серьезным психологическим дискомфортом. Чаще всего публичные выступления верных адептов — это громогласное свидетельство лояльности своей группе, а не попытка в чем-либо убедить оппонентов или колеблющихся. Они не содержат критики воззрений оппонентов или разбора их аргументов. Ведь для этого пришлось бы вникать в эти аргументы, и, для начала, признавать их наличие — что уже попахивает изменой своему идеологическому племени. Пришлось бы даже — о ужас — осквернять себя чтением вражеской пропаганды.

Есть такое понятие, как “техническая эмпатия” — попытка понять убеждения и мотивы другого человека без того, чтобы солидаризироваться с ними или разделять их.

“Техническую эмпатию” могут практиковать, например, эксперты по борьбе с терроризмом или полицейские переговорщики — им важно понимать своего противника, хотя они, конечно, далеки от того, чтобы соглашаться с ним. Но у них в данном случае есть более актуальная задача, чем продемонстрировать лояльность своей группе

Им необходимо действовать в реальном мире — а для этого понимать мотивы и убеждения реальных людей.

Все это относится к людям вообще — верующим и атеистам, патриотам и либералам. Это проявление автоматического срабатывания очень глубоких психологических механизмов. Эти механизмы, однако, крайне затрудняют любой диалог — и любой поиск истины. Они сужают кругозор до границ, безопасных для психологической стабильности и племенной лояльности.

Но если мы заинтересованы в познании истины — истины о мире вообще, и о наиболее интересных феноменах в нем — людях, нам придется действовать против этих встроенных механизмов. Интеллектуальный поиск вообще, и научный поиск в частности требует добродетели смирения — чтобы сегодня узнать нечто новое, мы должны быть готовы признать, что вчера были неправы.

К сожалению, это очень трудно — по умолчанию все мы склонны сваливаться в состояние интеллектуальной боязливости и закрытости, которое критики религии часто ассоциируют с «религиозным фундаментализмом». Однако ничего специфически «религиозного» в этой закрытости нет. Марксистский начетчик, адепт строгого материализма, мог проявлять те же самые качества.

Более того — я понимаю, что перехожу к болезненной теме — именно это состояние я очень часто наблюдаю у «научных атеистов». Я не говорю об атеистах вообще — атеисты, конечно, бывают разные. Но я боюсь, что интеллектуальная боязливость и закрытость, скандирование стандартного набора лозунгов, страх хотя бы ознакомиться с мировоззрением оппонентов — это то, что я вижу достаточно часто.

Увы, я вижу это и в тексте Александра Панчина.

За что ведется эта война?

Человеческие войны ведутся за ресурсы и территории, владычество и контроль. Разумеется, война между Богом и сатаной ведется не за это. Бог есть Творец всего видимого и невидимого, Он — неоспоримый Владыка мира, который Он создал и поддерживает в бытии. Сатана — всего-навсего падшее и мятежное творение

Но есть нечто гораздо более важное, чем вся вселенная, чем все звезды и галактики — бессмертные души людей. Именно за них и ведется борьба

Бог создал людей (как и ангелов) свободными и хочет привести их к вечной жизни в любви и радости; сатана стремится втянуть людей в своей мятеж, чтобы в итоге погубить их. Выражение «битва за умы и сердца» может звучать как штамп, но в данном случае это именно она — битва за души людей. Ни Бог, ни дьявол не интересуются геополитикой — вернее, интересуются ей лишь постольку, поскольку она как-то отражается на вечном спасении конкретных лиц. Ваша душа в глазах Бога гораздо важнее всего мира, всех его ресурсов и богатств, империй и царств, наций и военных союзов. Как говорит Господь, «Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мар.8:36)

Единственная битва, которая имеет вечные последствия — это битва за души людей, потому что именно люди созданы для вечной жизни, которую могут навеки обрести — а могут и утратить. Поэтому война идет за Вашу душу — и души Ваших ближних. Дьявол, по ненависти к людям, определенно желает им и временных бедствий — но его главная цель состоит в том, чтобы погубить их бессмертные души.

Как? Отторгнув нас от общения со Христом — через грех и неверие. Каким оружием? Ложью.

Что, теоретически, могло бы вас убедить?

Но рассмотрим по существу некоторые высказывания Александра. Почему я употребил выражение «набор лозунгов»? Дело в том, что в ходе многовековой, чрезвычайно насыщенной и продолжающейся сегодня дискуссии между верующими и атеистами, доводы сторон неизбежно развиваются. Они сталкиваются с возражениями, уточняются, переформулируются, или просто откладываются, как не работающие. Лозунг — это довод, который делает вид, что на него никогда не отвечали. Он провозглашается без изменений и кочует из работы в работу, от автора к автору. Интеллектуальная закрытость «научного атеизма» особенно ярко проявляется в этом провозглашении одних и тех же неизменных тезисов.

Но рассмотрим их по существу.

Сформулировать это совсем нетрудно. Я бы заметил, что мир, сотворенный Богом, выглядел бы так, будто он имел начало во времени. (Ничуть не настаиваю на тысячах лет; 13,7 миллиардов меня тоже вполне устроят) Этот мир был бы рационально упорядоченным и эта упорядоченность была бы выразима на языке математики. Он был бы тонко настроенным таким образом, чтобы поддерживать возможность жизни. Самыми примечательными элементами этого сотворенного мира были бы разумные существа, способные заниматься математикой и постигать эту упорядоченность, существа, обладающие нравственным и эстетическим опытом.

Мир, где Бога нет, выглядел бы вечным — чтобы не нуждаться в акте сотворения, он не имел бы той тщательной настройки мировых констант, которые необходимы для существования химии и жизни — потому что в этой жизни никто не был бы заинтересован, он не имел бы разумной упорядоченности — потому что за ним не стояло бы никакого творящего Разума, и, соответственно, не имел бы в себе живых, разумных, нравственных, эстетически одаренных существ, способных ценить красоту и рациональную упорядоченность.

Конечно, мне скажут, что хотя мир имеет начало во времени, рационально упорядочен, тонко настроен, имеет в себе людей, это не убеждает их в реальности Бога. Но тогда я вправе поставить вопрос — что, теоретически, могло бы вас убедить? Может быть, нам стоит признать, что атеизм является не выводом из каких-либо данных, а чисто догматической позицией, которой люди придерживаются — и будут придерживаться, просто в силу чисто волевого выбора, интерпретируя любые поступающие данные в свете их заранее принятой картины мира?

«Научна» и «истинна» — это разные категории

Настойчивые сравнения теизма с теми или иными лженаучными доктринами (гомеопатией, астрологией и т. д.) являются ошибкой в категориях. Теизм не является научной доктриной вообще. Науки (естественные) изучают поведение материи. Бог не является материальным объектом. «Ага! — могут воскликнуть оппоненты — то есть вы признаете, что вера в Бога ненаучна!» Ну разумеется, ненаучна! «Научна» и «истинна» — это разные категории. Наука — это метод, одним из принципов которого является методологический натурализм, то есть рассмотрение вселенной как замкнутой системы причинно-следственных связей, управляемой безличными и неизменными законами.

Любое событие в этой системе рассматривается как результат предыдущих состояний системы и законов природы. Творец всей этой системы (признавать или не признавать Его существование) не является ее элементом. Требование предоставить доказательства такого Бога, который находился бы в ведении естественных наук, то есть являлся бы элементом этой системы, это требование доказывать кого-то, кто вовсе не является Богом христианского теизма. Естественнонаучный метод в принципе ограничен рассмотрением природы — то есть самой системы. Он не может выйти за ее пределы.

Да, существует вера в то, что вся реальность к этой системе и сводится; ее называют натурализмом, с которым тесно связан сциентизм — вера в то, что единственным источником знания о реальности может быть только наука. Причины того, что люди (особенно ученые) бывают привержены такому верованию, понятны. Если я самый лучший в мире молотковый мастер с самым лучшим в мире молотком, я буду склонен рассматривать любую проблему как гвоздь, и считать, что все, что не является гвоздем, является пустым местом. «Гвоздизм» будет моим мировоззрением. Если я ученый, очарованный (действительно впечатляющими) возможностями научного метода, я буду склонен приписывать ему универсальность и всемогущество, которыми он не обладает.

Сциентизм, при ближайшем рассмотрении, оказывается очевидно ошибочным. Начать с того, что он внутренне противоречив — тезис «единственным источником знания о реальности может быть только наука» невозможно доказать научным методом. Тезисы «Иван любит Марью», «Бах — великий композитор», «Убивать младенцев — нравственно дурно» не могут быть обоснованы научным методом. Вы не можете поставить эксперимент и, по его результатам, сказать — на самом-то деле убивать младенцев хорошо и правильно.

Это не мешает этим утверждениям быть как осмысленными, так и истинными. Более того, сам научный метод требует веры в рациональную упорядоченность вселенной и способность человеческого разума описать ее на языке математики. Да и самое удивительное явление во вселенной, без которого научный метод, определенно, не будет работать — человеческий разум — невозможно свести к чисто материальным процессам в коре головного мозга, о чем сейчас будет сказано чуть больше.

Противостойте ему

Как же мы можем противостать этой изощренной сверхчеловеческой силе? Собственно, сами по себе мы не можем — как овцы не могут противостоять волку. Но у овец есть Пастырь. Как говорит святой Апостол Иоанн, «Для сего-то и явился Сын Божий, чтобы разрушить дела диавола» (1Иоан.3:8)

Мы должны пребывать в общении со Христом — то есть, прежде всего, в Его Церкви, приступая к установленным Им Таинствам. Как говорится в молитве перед Святым Причащением: «… да не мнозе удаляяйся общения Твоего от мысленного волка звероуловлен буду». Одна из первых задач противника — отторгнуть нас от общения с Церковью — или не дать в нее войти, если мы пока еще снаружи.

Мы призваны тщательно хранить заповеди Божии — и отдавать себе отчет, что любой помысел и любое внушение, побуждающее нас нарушить заповедь (под каким бы то ни было предлогом) исходит, в конечном итоге, от врага нашего спасения. Как говорит святой Апостол Петр, «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить» (1Пет.5:8)

Конечно, это не значит, что мы должны испуганно озираться в поисках дьявола — он как раз использует это против нас. Трезвиться — это значит отдавать себе отчет в реальности духовной битвы и оценивать происходящее именно с точки зрения его духовного значения и духовных последствий. Как те или иные мои решения скажутся на моих отношениях с Богом? Не пытаюсь ли я приобрести что-то в этом мире ценой вреда для своей души? Не заключаю ли — прямо сейчас — сделки с обманщиком?

А взирать надо на Господа. Хитросплетенную паутину лжи бывает невозможно распутать — но она исчезает от света Истины. Ложь — во всех ее формах и видах — побеждается истиной. А Истина есть Христос. Мы наносим поражение злу не тогда, когда размахиваем кулаками, а когда ревностно стараемся быть угодными Господу нашему Иисусу Христу и делаем то, что Он говорит.

Не только “научные атеисты” отрицают все, что угрожает их картине мира

Существует многовековая традиция споров о Боге, Его существовании, Его отношениях с миром, эти споры велись самыми блестящими умами в истории нашей цивилизации. Говорить, что «в пользу Его существования нет даже плохих работ» — значит демонстрировать девственную неосведомленность в интеллектуальной истории человечества. Можно говорить, что «меня эти работы не убеждают», «я не нахожу изложенные в них доводы решающими». Можно не соглашаться с Аристотелем, или Аль-Газали, или Фомой Аквинским, или Готфридом Лейбницем, или Ричардом Суинберном.

Но провозглашать, что этих (и очень многих других) мыслителей и их трудов не существует — значит демонстрировать ту самую боязливую закрытость, в которой (иногда обоснованно) обвиняют религиозных фундаменталистов.

Разумеется, далеко не только «научные атеисты» просто объявляют несуществующим все, что могло бы потенциально угрожать их картине мира. Это бывает с людьми самых разных убеждений. В случае с атеистами только добавляется резкий контраст между этой закрытостью и восхвалением добродетелей разума и науки.

Среди этих добродетелей — не только уже упомянутое смирение, но и любознательность, желание разобраться, «как оно работает», интеллектуальная открытость — в том числе, к идеям и доводам, ставящим под вопрос сложившиеся убеждения. Готовность рискнуть и узнать что-то, что бросит вызов привычной картине мира, часто восхваляется в атеистической литературе.

И тут я полностью согласен — такая открытость является добродетелью. Беда в том, что та же литература демонстрирует ужасающую нехватку этой добродетели. Идеи и доводы, угрожающие маленькому, уютному и стерильному миру «научного атеизма» просто не рассматриваются; они объявляются несуществующими или, в лучшем случае, высмеиваются.

Путь к Богу, общественная деятельность, популярность

Встреча в МГУ с журналистом Марком Макаровым, подарок от него (книга Клайва Льюиса «Боль») – это стало первым шагом у Сергея Худиева на пути к Богу. Его чувства после прочтения книги: «Поразило, что человек, несомненно более умный, чем я – верующий!» Вторая личность, оказавшая влияние на мировоззрение Сергея Львовича – «сумрачный германский гений Ницше». Парадокс, но яростный атеизм Ницше оказал на Худиева большое влияние в противоположную сторону! В 1992-м году он крестился в храме Космы и Дамиана (Успенский Вражек): «Окончательно пришел тогда в Церковь, но конечно, понадобились еще долгие годы до нынешнего результата», – со слов Худиева о третьем этапе пути в православие.

Личное отношение к Господу, а не просто набор формальных убеждений – вот к какому выводу пришел бывший атеист, а ныне – популяризатор веры, православный публицист, автор очень интересных книг. В своих трудах Сергей Худиев рассказывает, как органично впустить в свою душу Бога, как уверовать искренне, а не потому, что это модно. Спокойный, вежливый к оппонентам – он частый гость на передачах, где проводятся споры о религии. В начале ноября прошла такая встреча с Александром Панчиным, где атеист-биолог и православный публицист обсудили вопросы отношения к вере. В соц. сетях большой популярностью пользуются серии роликов Сергея Худиева «Обретение веры» и «Минутный вопрос».