Владимир федосеев: я родился три раза

В любой критике есть смысл

– О чем вы думаете перед тем, как взмахнуть палочкой?

– О тех сложных задачах, которые надо решить в данном произведении. Как сделать, чтобы оркестр мне ответил – сыграл так, как я хочу

Очень важно знать, в чем основные сложности, и суметь с ними справиться. Эти вещи выясняются и фиксируются на репетициях

А потом, уже во время концерта, включается внимание оркестра, и мы становимся единым телом

Иногда это включение происходит в течение десяти или пятнадцати минут, иногда сразу. Порой кажется, что зал пустой, а на самом деле он полный! Но впечатление, что там никого нет… И это – самое главное.

– Все замерли – это значит, что все идет хорошо. Скажите, ваше собственное мнение о том, удался концерт или нет, совпадает потом с критикой?

– В основном, совпадает – если речь о критиках-профессионалах. Ведь предмет, о котором пишет критик, он должен знать лучше, чем исполнитель. Есть еще такое явление, как политика в критике. Скажем, в Италии, если ты принадлежишь к какой-то партии, ее представители напишут о тебе хорошо, а представители другой партии – обругают. А в Вене, если музыкант в первый раз выходит на сцену, публика реагирует сдержанно. Билеты покупают, но не очень-то…

На следующий день какой-нибудь известный критик – скажем, Вильгельм Зинкович – пишет: «рекомендую сходить на концерт, это хорошо». И все идут. Критик должен сказать – идти или не надо. В любой критике есть смысл, потому что это взгляд со стороны. Бывает, что певец обладает шикарным голосом, а поет глупо. Значит, кто-то должен ему об этом сказать. Так что, критика нужна, но умная, добрая, та критика, которая поможет. Ты же не Бог, правда? Тогда признай, что ошибся.

– Владимир Иванович, как долго вы можете прожить без музыки?

– Вообще не могу. Два дня – максимум, летом в деревне, в начале отпуска. Потом работаю где-нибудь наедине с природой. А зимой вынимаю из партитуры соломки. Этим летом я занимался в саду, вдруг прилетела галка и села на стол рядом с моей партитурой. Так мы с ней прожили последние дни перед отъездом – она каждый день прилетала, и я ее кормил.

Это произвело на меня большое впечатление, первый раз в жизни мне доверилась дикая птица. Они же обычно боятся людей.Природа очень вдохновляет – невозможно ее не любить. Много музыки – великой музыки – написано под впечатлением от природы.

– Но для того, чтобы набрать корзину грибов, одной любви к природе недостаточно. Грибы не каждому открываются. Как у вас с этим, вы же грибник?

– Да, точно, собирать грибы – настоящая профессия. Есть грибники, которые видят – вот белый, вот подберезовик… Но у меня нет такого таланта, я просто ищу. Найду – найду, нет – значит, нет. А настоящие грибники знают места, и никому об этих местах не говорят. Поэтому они возвращаются домой с полной корзиной, а я – с половиной.

Но грибы – это еще не все. А ягоды? А рыбалка? Я могу шесть часов просидеть с удочкой – без клева. Смотрю на поплавок и больше ничего, никакие мысли в голову не лезут. Молчание – это тоже великая вещь, очень полезная.

У нас домик на Валдайском озере. Рядом Иверский монастырь – потрясающий, словно вырастает из воды. Мы постоянно туда ездим. Ходим на ключ Казанской Божьей Матери в День Казанской иконы, в августе (Празднование Казанской иконы Божией Матери — 21 июля н. ст. — прим. ред.). Везде маленькие церквушки, а какая вода… Нет, без природы русскому человеку не прожить. Бедный Рахманинов тосковал в эмиграции, но не мог вернуться. Все наши эмигранты тосковали.

Владимир Федосеев. Фото – Игорь Кузьмин

Почести / Наследие

• Заслуженный артист РСФСР (11 июля 1968 г.) — за заслуги в области советского музыкального искусства.
• Народный артист РСФСР (26 октября 1973 г.) — за большие заслуги в области советского музыкального искусства.
• Народный артист СССР (9 декабря 1980 г.) — за большие заслуги в развитии и популяризации советского музыкального искусства.
• Государственная премия РСФСР им. М.И. Глинки (1970) — за концертные программы (1967–1969).
• Государственная премия СССР (1989) — за концертные программы (1986–1988).
• Премия Правительства РФ в области культуры (17 декабря 2010 г.)
• Орден «За заслуги перед Отечеством» I степени (30 мая 2018 г.) — за большой вклад в развитие национальной культуры и искусства, средств массовой информации, многолетнюю плодотворную деятельность.
• Орден «За заслуги перед Отечеством» II степени (29 ноября 2005 г.) — за выдающийся вклад в развитие национальной культуры и музыкального искусства, многолетнюю творческую деятельность.
• Орден «За заслуги перед Отечеством» III степени (26 ноября 2002 г.) — за выдающийся вклад в развитие русского музыкального искусства.
• Орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени (7 июня 1996 г.) — за заслуги перед государством, многолетнюю плодотворную деятельность в области культуры и искусства.
• Орден Почета (16 августа 2013 г.) — за большой вклад в развитие музыкального искусства и многолетнюю творческую деятельность.
• Пушкинская медаль (4 июня 1999 г.) — в ознаменование 200-летия со дня рождения А.С. Пушкина, за заслуги в области культуры, образования, литературы и искусства.
• Медаль «В память 850-летия Москвы».
• Орден «Заслуги» III степени (30 сентября 1999 г., Украина) — за значительный личный вклад в развитие украинско-российских культурных связей, значительные творческие достижения.
• Командорский крест II степени ордена «За заслуги перед Австрийской Республикой» (1996 г., Австрия).
• Благодарность Президента Российской Федерации (9 февраля 2013 г.) — за многолетнюю плодотворную работу в Совете по культуре и искусству при Президенте Российской Федерации.
• Орден Почетного креста I степени (Австрия, 2005 г.)
• Орден Святого равноапостольного великого князя Владимира I степени (2000)
• Орден Святого благоверного благоверного князя Даниила Московского I степени (2017 г.) — за его вклад в утверждение традиционных ценностей в обществе и в связи с 85-летием со дня его рождения.
• Орден Святого благоверного благоверного князя Даниила Московского II степени
• Орден Преподобного Сергия Радонежского II степени (2007 г.)
• Медаль Святого Праведного Филарета Милосердного I степени (2017 г.)
• Премия Мэрии Москвы в области литературы и искусства (1997).
• Знак отличия «За заслуги перед Москвой» (21 сентября 2017 г., Москва) — за выдающийся вклад в развитие русской культуры и музыкального искусства, многолетнюю плодотворную творческую деятельность.
• Национальная Российская Музыкальная Премия «Овация» (2008).
• Специальный приз «Золотая маска» (2019) «За выдающийся вклад в развитие театрального искусства».
• Орден Золотого знака за заслуги перед Веной (магистрат Вены, 2002 г.)
• Европейская премия Треббия за творчество (Прага, 2013)
• Премия Союзного государства в области литературы и искусства (2015–2016) — за проект «Песни военных лет».
• Обладатель звания «Заслуженный деятель музыкального искусства» (2016).
• Межгосударственная премия «Звезды Содружества» (Совет по гуманитарному сотрудничеству государств-участников СНГ и Межгосударственный фонд гуманитарного сотрудничества государств-участников СНГ, 2015 г.)
• Премия «Легенда» (Ассоциация музыкальных театров России, 2017).
• Золотая медаль Международного общества Густава Малера
• Орден «За трудовую доблесть»
• Знак «Житель блокадного Ленинграда».
• Премия «Сын Отечества»
• Орден Российской академии истории искусств и музыкального исполнительства
• Памятный знак «Защитник Отечества» (Общероссийское общественное движение «Православная Русь»).
• Знак ордена «За жертвенное служение» во имя святых благородных князей Московских Бориса и Глеба I степени (Общероссийское общественное движение «Православная Русь»).
• Серебряный приз телерадиокомпании «Асахи» (за программы с произведениями П. Чайковского и Д. Шостаковича) (Япония).
• II премия Международного конкурса звукозаписывающих компаний 20 лучших симфонических оркестров мира (Япония)
• Золотая Звезда Почетного гражданина Вены и Венской земли
• Академик Академии творчества
• Действительный член (академик) Международной академии наук.

• В его честь назван астероид 7741 Федосеев .

Оркестр – это мой детский сад

– Расскажите, как происходит работа с оркестром? Вы для оркестрантов кто — товарищ, учитель, Карабас-Барабас?

– Думаю, что учитель и друг. Бывают дирижеры – командиры, которых боятся, да только боязнь уничтожает индивидуальность. С такими дирижерами музыканты сразу собираются и исполняют, но уже не с такой отдачей.

Поэтому я не диктатор. Я позволяю открыться молодому, спрашиваю: «Как ты считаешь?» Потом я, может быть, его подправлю, но сейчас похвалю. Музыканты любят, чтобы их хвалили. Приезжаешь куда-нибудь в Италию, начинаешь работать с оркестром – жутко играют! А я вынужден улыбаться, говорю: «Маэстро, очень хорошо. Но здесь немножечко по-другому, чуть-чуть…» Скажи ему «все плохо», и он сразу закроется.

– Музыканты очень амбициозны. У вас в оркестре больше ста человек…

– Сто десять.

– Сто десять амбиций – как вы с ними справляетесь?

– Это мой детский сад. Они же дети! Я и сам ребенок. Ищу подход к каждому, поощряю – так, чтобы все слышали. Они приходят в оркестр талантливые, но зеленые. Зато у нас нет пенсионного возраста. Если музыкант в 85 лет играет – и хорошо, пусть играет.

А в других оркестрах, на Западе, 60 исполнилось – всё, уходи. Как бы хорошо ты ни играл, уходи. Такой закон, профсоюзы у них. У нас профсоюзов нет, слава Богу. Они, может, и есть, но формальные. У нас в оркестре музыканты – это семья. Мы уже многих друг с другом поженили. Представляете? Тут сидит муж, а там – жена. Если что-то пойдет не так, есть кому пожаловаться.

– А бывает так, что вы не знаете, что делать?

– Если в оркестре что-то расклеилось, и все потерялись – не понимают, где находятся. Это страшная вещь. Тогда дирижер действительно не знает, что делать. Подчас вообще останавливает, говорит: «Стоп, с такой-то цифры». Но это редкость. Все должно быть отрепетировано, чтобы музыканты понимали требования дирижера – хотя бы жесты. У нас же все в руках и в глазах.

Я родился три раза

– Владимир Иванович, вы – блокадный ребенок. Помните то страшное время?

– Как сегодня, как наяву. Правда, детства я был лишен – сидел дома, никуда не выходил. Даже учился в своей квартире – мама у меня была общественницей и сдала одну из комнат под 2 класс, поскольку школы не отапливались, и дети не могли заниматься. Я сидел как затравленный зверек, потому что на улицу выйти было невозможно. Очень опасно, людей просто съедали.

Моя сестра – врач, не могла ходить по вызовам. Тот, кто отправлялся к больному, часто не возвращался. Да, страшное время! У меня до сих пор все это перед глазами… Каким образом мы выжили, трудно сказать. Бог помог…

Мы жили на окраине Ленинграда – в районе Охты, и у нас там был садик, где папа разводил цветы. В этом садике мы и построили бомбоубежище. Сначала боялись и сидели в «бомбе», но вскоре для нас разрывы снарядов уже ничего не значили. Стало безразлично. Если воет сирена, значит, надо завесить шторы, чтобы не было видно света – это единственное, что мы делали.

Помню, как с мамой гасили фугасные бомбы, засыпая их песком… Единственное, что у нас было – репродуктор; с утра до вечера звучала музыка Чайковского, Шостаковича… Мое первое впечатление от музыки сложилось именно тогда. Отец немного занимался на баяне – не профессионально, самодеятельно, но мечтал, чтобы я пошел по этому пути и стал музыкантом.

Слуха у него не было, таланта к музыке тоже. Но ему очень хотелось играть и передать баян сыну. И вот тут – получилось. Так через баян, через народный инструмент, я пришел к тому, к чему в итоге и пришел.

Я люблю говорить, что родился три раза. Первый раз меня родила мама. Вторым рождением считаю то, что выжил во время блокады. А третий случай произошел немного позже.

Когда освободили Ладожское озеро, нашу семью со всем скарбом погрузили в машины, и мы стали под бомбежками переправляться по льду в направлении на Муром. И на первой же станции – Войбокало — нас всех погрузили в эшелон. Вещи мы поместили в товарный вагон, а сами пошли погулять – до отправления оставалось целых 3 часа. Тут налетели немцы и стали бомбить эшелон. Меня взрывной волной куда-то закинуло, очнулся в жутком помещении – то ли в подвале, то ли в подъезде. Вокруг лежали умершие, контуженые люди, а я один – маленький, и ни мамы, ни папы, ни сестры… Опять мне помог Бог!

Я стал бегать, кричать и в конце концов нашел всех живыми и здоровыми. К вечеру, когда мы опять обрели друг друга, стали искать вещи. Видим костер, который уже не горит, а догорает, тлеет, и в нем вся наша мебель, весь скарб… А сверху на этой обуглившейся куче стоит папин баян – невредимый! Его-то мы и взяли с собой в Муром. Это был, по-моему, 43-й год…

– Расскажите о своих родителях.

– Папа работал на заводе – заведовал складами, а мама была домохозяйкой, но иногда ходила в церковь петь на клиросе. Мама верила в Бога, а папа был неверующим совершенно. И мне в этом смысле было трудно находить общий язык с обоими. Крестили меня уже в позднем возрасте – в Москве в Подворье Болгарской Православной Церкви на Таганке, и то по секрету от отца (это был, наверное, 65-й год).

Видите, как получается: папа у меня был советский, а мама – народная, и жили они очень хорошо. Папа был строгим, а мама, наоборот, очень доброй. И оба мечтали, чтобы сын занимался музыкой.

«Арамчик, ты машешь, машешь…»

– Мой учитель, как профессионал от школы – Лео Гинзбург, я взял у него всё. И очень важен был образ Мравинского. У него я не учился, но брал себе примеры его служения искусству. Наблюдал на репетициях и много раз общался с ним. Он – тоже мой частичный учитель. Вообще, учиться можно у всех.

А самым главным стал для меня образ Карлоса Клайбера. Это австрийский дирижер, соединивший в себе и современное искусство, и великую традицию. Для меня это был пример высокой требовательности, принципиальности в искусстве. Того, что сейчас во многом утеряно. Служения по большому счету.

Как говорил Мравинский: «Для кого-то открыл партитуру и на три или на четыре пошел, а для меня это каждый раз – выход на эшафот». Ему говорили: «Ты идешь как на эшафот, а надо идти как на праздник»…

– А вы куда идете?

– Я тоже на эшафот. Потому что, как говорил Мравинский, «сколько бы я ни раскрывал Пятую симфонию Чайковского – тысячу раз, на тысячу первый я вижу что-то, что не сделал». Для меня каждый подход к партитуре – это новый взгляд. И каждый раз – что-то не доделал, что-то не заметил, хотя знаки вроде бы все те же…

А время другое! А люди вокруг другие! И все это дает мне импульсы чего-то совсем другого. Поэтому я никогда не повторяюсь в интерпретации. Иногда сам не узнаю свои записи, если они не объявлены. Едем раз в машине в Эстонии, а по радио звучит какая-то симфония. Ольга Ивановна говорит: «Как хорошо звучит, все точно, как написал автор!» – «Да, какой-то западник дирижирует…» Но тут музыка заканчивается и объявляют… меня! Так что, любая музыкальная вещь живет вместе с людьми, вместе со временем.

Надо знать все традиции, но иметь свою интерпретацию. Соответственно жизни, соответственно тому, кто тебя слушает и почему, какие настроения в народе. Сейчас время очень сложное, напряженное, и музыка во многом спасает души людей. Во всех странах мира, не только в России. Но наша российская культура всегда была высокой культурой – и литература, и живопись стоят у нас на самом высоком месте. После 90-х годов чувствовался какой-то провал, но это потому, что развалилось государство, и мы вместе с ним. А сейчас мы опять собираем камешки.

– Владимир Иванович, помимо работы в оркестре, вы преподаете в Гнесинке. Поделитесь опытом – как вам современные студенты, будущее поколение музыкантов и дирижеров?

– Скажу вам печальную вещь. Я иногда провожу мастер-классы в Венской консерватории и с плачем ухожу оттуда. Всё потеряно. То же самое и у нас. Отношение к дирижерскому искусству изменилось. Теперь это не считается занятием высоких профессионалов – это то, что может каждый. Скажем, я сегодня играю на скрипке, а завтра сломал палец – ну, ничего, смогу дирижировать.

Если я знаю музыку, знаю, где на три и на четыре считается, этого достаточно. Большая ошибка, жуткое упрощение! Поэтому дирижерское искусство начинает в каком-то смысле гибнуть. Карлос Клайбер или тот же Караян, стоявший много лет у руля, – замечательные, великие дирижеры – сейчас покинули искусство. Остались одиночки. Дирижер ведь должен еще и чисто визуально влиять на публику, в каком-то смысле быть гипнотизером…

Я вам расскажу один случай. Как-то Хачатурян пригласил Шостаковича на репетицию с нашим оркестром – как раз в эту студию, где мы сейчас сидим. Они же были друзьями. Арам Ильич дирижировал, а потом обратился к Шостаковичу: «Димочка, скажи, я дирижирую или машу?» – «Арамчик, ты машешь, машешь…» Вот махать могут все! А интерпретация? А передать чувство? Это же совсем другое…

Дирижер – это медиум, посредник между автором музыки и публикой. Вот вам профессия дирижера. Чайковский – величайший, всеми признанный композитор – пишет симфонию №5. Музыку, известнейшую на весь мир! Он дирижирует эту симфонию и проваливает ее. И пять лет она нигде не исполняется. Потом венгерский дирижер Артур Никиш берет эту симфонию, дирижирует ее, и весь мир понимает, что это – великое произведение. Доносит музыку до людей.

Поэтому многие великие композиторы (например, Шостакович) отказывались от дирижирования, многие великие музыканты пробовали дирижировать, но потом бросали (тот же Ойстрах – величайший скрипач всех времен). Значит, дирижировать должен профессионал. И при этом дирижированию научиться нельзя! Эта профессия – своего рода загадка. Сегодня оркестр играет симфонию с одним дирижером, а завтра – с другим – он играет ее совершенно по- другому! Оркестр не узнать. Сейчас это все немножко сглаживается, но чувства людей не исчезают.

И тысячу лет тому назад, и сейчас – чувства одни и те же. Их только надо проявить. Но можно и подменить. Шум, гам… зато какой эффект! Эффект очень провоцирует публику. Дайте хлеба и зрелищ!

БСО

Очень плодотворной стала работа Федосеева с БСО. За годы служения искусству Федосеев Владимир добился уникального особого звучания оркестра, его узнаваемости, неповторимого стиля. Коллектив приглашали на лучшие площадки мира, важнейшие фестивали – «Звучащий смычок» в Вене, фестиваль Бетховена в Бонне, Брукнера в Линце, также он много гастролирует по России.

При этом не только соблюдались традиции коллектива, но и появлялось что-то новое. Его самоотдаче и искренности в работе можно позавидовать, это не может не передаваться и музыкантам. Благодаря доброте, открытости дирижёра раскрываются новые таланты, оттачивается мастерство.

Федосеев отличается необыкновенной глубиной, темпераментностью, а также прекрасным чувством музыки, которую исполняет. Он удивительно тонко проникает в замысел композитора, его стиль. Работу дирижёра при этом можно считать сотворчеством над уже готовыми произведениями. Например, он очень хорошо чувствовал новые творения Свиридова.

Оркестром были впервые исполнены новые работы Хачатуряна, Шостаковича и др. В 90-е годы была сделана звукозапись всех симфоний Шостаковича.

В 1993 году оркестру было присуждено имя П.И. Чайковского, что стало лучшим признанием заслуг коллектива и его руководителя в распространении творчества композитора. Оркестр традиционно принимает участие в легендарном конкурсе им. Чайковского.

Владимир Иванович Федосеев, биография которого представлена вашему вниманию в статье, помогает молодым исполнителям, например уже известным на сегодня Максиму Венгерову, Вадиму Репину, Михаилу Плетневу.

Оркестром организовываются «Общедоступные симфонические абонементы», чтобы каждый желающий мог посетить концерт. Оркестр также проводит множество благотворительных концертов. Дирижёр лично помогает своему оркестру, например приобретает за свой счет инструменты.

Шахматные достижения

Свой шахматный путь Владимир начал в Петергофе. Большую помощь в его становлении оказал Павел Игоревич Другов.

Павел Игоревич Другов (1975-2021) являлся президентом шахматного клуба «Петровская Ладья», международным организатором ФИДЕ, международным арбитром по шахматам, международным мастером ФИДЕ, заместителем исполнительного директора РОО «Спортивная федерация шахмат Санкт-Петербурга», методистом по шахматам Дома детского творчества Петродворцового района Санкт-Петербурга

Позднее тренировался под руководством гроссмейстеров Дениса Сергеевича Евсеева и Александра Валерьевича Халифмана.

Абсолютный чемпион Европы по шахматам среди юношей до 18 лет (2013) (блиц, рапид и классика).

Третий призёр Первенства Европы — 2014.

Третий призёр Первенства Мира по шахматам среди юношей до 20 лет — 2014.

Финалист Кубка России.

Победитель матч-турнира поколений «Щелкунчик-2014» (поделил 1-3 место с Алексеем Шировым и Александром Морозевичем, чистое 1 место в команде «Принцы»).

Победитель «Аэрофлот-опена» (2017).

Владимир Федосеев с кубком «Аэрофлот-опена» (Москва, 2017)

На чемпионате Европы в Минске (Белоруссия) занял 3 место и попал в Кубок Мира ФИДЕ (2017).

Серебряный призёр командного чемпионата мира по шахматам в составе сборной России (Ханты-Мансийск, 2017).

В супертурнире в Дортмунде занял 2-е место (2017).

На Кубке мира по шахматам 2017 дошёл до четвертьфинала и уступил в нём американскому гроссмейстеру Уэсли Со.

В конце 2017 года на чемпионате мира по быстрым шахматам Владимир поделил 1-3 место с Яном Непомнящим и Виши Анандом. За «золото» на тай-брейке боролись Виши Ананд и Владимир Федосеев, а Яну Непомнящему было присуждено третье место. Победив россиянина в блиц 1,5:0,5, Вишванатан Ананд стал чемпионом мира по рапиду.

В субботу 11 ноября 2017 года открыл шахматный центр своего имени в деревне Жуковка Московской области.

На открытии Шахматного центра Владимира Федосеева (Жуковка, 2017) | Фотография Владимира Барского

Победитель Кубка стримеров 2020 — выиграл финальный матч против Александра Бортника.

Участник Кубка мира ФИДЕ 2021 в Сочи. Начал борьбу со второго круга (1/64), где победил парагвайского гроссмейстера Акселя Бахманна. В третьем круге (1/32) выиграл у Тимура Гареева из США, в четвертом (1/16) у Владислава Ковалева из Белоруссии, в 1/8 у Велимира Ивича из Сербии, в 1/4 у Амина Табатабаи их Ирана. В полуфинала Владимир Федосеев проиграл матч против Сергея Карякина. В матче за третье место уступил действующему чемпиону мира Магнусу Карлсену.

Владимир Федосеев и Магнус Карлсен (Сочи, август 2021) | Фотография Давида Льяды/FIDE

Учится в Московском городском университете управления Правительства Москвы. 

Юность и становление

По возвращении в Ленинград после войны решил пойти в музыкальное училище, но это оказалось сложно, ведь он практически не знал нот. Однако его будущий учитель – Павел Иванович Смирнов, прослушав Владимира, сказал, что будет с ним заниматься. С 1948 по 1952 год Федосеев Владимир провел в училище им. Мусоргского в Ленинграде. Там он играл на баяне и параллельно учился по классу дирижирования (у педагога Веры Николаевны Ильиной). Сбылась его детская мечта: еще мальчишкой, во время войны, он любил бежать за духовыми оркестрами и махал руками, изображая, будто дирижирует.

Окончив училище, решил пойти дальше, однако возможность обучаться по направлению народных инструментов была лишь в Москве, в Гнесинском институте. В 1952 году Федосеев Владимир сдал вступительные экзамены в Академию им. Гнесиных и был принят. За годы учебы параллельно занимался дирижированием и окончательно определился со своим дальнейшим призванием – он хотел быть дирижёром.

Играл на баяне в оркестре народных инструментов. В те же годы понял, что мечтает об аспирантуре по классу дирижирования, которую впоследствии тоже закончил. Однако на этот раз сдавать вступительные экзамены пришлось много раз, и в конце концов Федосеев поступил. Он учился у потрясающего педагога – Лео Морицевича Гинзбурга, который представлял немецкую дирижёрскую школу.

Музыка для чувства, а не для понимания

– Владимир Иванович, вы много поездили по миру. Какие страны, города вам ближе всего? Наверное, Вена?

– Да, ведь Вена – это мировой центр культуры. Немцы говорят – Вена есть Вена. В ней – все лучшее. Там нет газа, нет нефти, но там есть культура. Выступать в золотом зале Musikverein – большая привилегия. Мы там выступаем постоянно. Это и счастье, и гордость за наше, русское искусство.

Я люблю Испанию, потому что там живет народ, близкий нам по душе. А японцев – за то, как тонко они чувствуют русскую музыку. Спроси японца: «Кто ваш национальный композитор?», он ответит: «Чайковский». Наш оркестр там очень любят!

– А в России у вас есть любимые места?

– Люблю очень ездить в Пермь, в Смоленск, в Читу. Вообще, духовность сейчас перекочевала в провинцию…

– Где, наоборот, не понимают и не чувствуют музыку? Кто самый толстокожий?

– Таких нет. Недавно были в Белгороде, на границе с Украиной – что там творилось в связи с нашим концертом! Те же киевляне, когда мы были в Киеве (в хорошие времена), так реагировали… Это сумасшествие, какой на нас был спрос! В Казахстане в окна лезли!

Дело даже не в том, чтобы понимать – музыку надо чувствовать. Ты можешь чувствовать одно, а другой – совершенно другое. Но у вас обоих это вызовет какие-то эмоции, воспоминания, слезы. Человек умирает и рождается с музыкой – она не кончается никогда. Без музыки нет ничего. Гоголь однажды сказал: «Что бы с нами было, если б музыка нас оставила?» Мы бы превратились в каких-нибудь животных.

– Вообще, у музыки есть национальность?

– Мне кажется, есть. Не может не быть. Но мы – русские музыканты — умеем перевоплощаться. Не подражаем, а привносим в чужую музыку свои – более глубокие чувства. Глинка пишет «Арагонскую хоту», а испанцы говорят – это не русский, это испанец написал! Свиридов пишет романсы на стихи Бернса, а шотландцы говорят – это не русский, это наш!

Видите, какое перевоплощение. Как русские, мы входим в любую национальность. А наоборот – нет ни одного примера. Чтобы немец или француз исполнил Чайковского как русский – такого не может быть. Да, они хорошо исполняют свою музыку, но, внедряясь в другую, играют себя. Это очень интересный момент. А мы можем!

Правда, в советское время, когда границы были закрыты, нас ругали за то, что Третью симфонию Шумана – Рейнскую, исполняли как волжскую. И мы действительно играли ее по-волжски… А сейчас получили «международный паспорт».

– Скажите, «наследство» первого дирижера БСО Николая Голованова – маленькая иконка — и сейчас с вами?

– Да. Одно время здесь был кабинет Николая Голованова, и оттуда Ольга Ивановна вела свои передачи. Однажды у нее в гостях была сестра Голованова, которая через нее передала мне эту деревянную иконку. Николай Семенович всегда клал ее в левый карман. Я преклоняюсь перед Головановым, как перед великим русским дирижером и композитором, – он писал духовную музыку, которая и сейчас звучит в церквях. И теперь перед каждым концертом кладу его иконку в левый карман. Молюсь, и она мне помогает.

На эту тему:

Андрей Рудометкин: «Опыт хочется передать молодым музыкантам»

Не шалю, никого не трогаю, починяю примус

«Неслучившаяся история. Часть 1». Концерт и лекция

«Мастер и Маргарита» танцуют в Большом театре

Гендиректор Большого театра прокомментировал ситуацию с билетами на «Щелкунчик»

Ушел из жизни певец и композитор Александр Градский